Шалютин Б.С. «Человек Лгущий»

Шалютин Б.С.

Если характер бытия лжив, — что, вообще говоря, возможно, — чем была бы тогда …вся наша истина? Бессо­вестной фальсификацией фальшивого?

Фридрих Ницше

Всепроникающее присутствие лжи в человеческом мире очевидно. Лгут все. Спросите встречного, доводилось ли ему сказать неправду, и если он ответит «нет» — можете быть уверены, что перед вами отъявленный лжец. Лгут лица, государства, философия,  искусство, религия, мораль — культура пропитана ложью.  И однако, если зло,  агрессивность и некоторые иные «действующие лица» аксиологической  оппозиции  давно  попали под свет исследования, то ложь умело держалась в тени. Ко­нечно, теме лжи отдало дань немало мудрых людей, в том числе великих философов. Достаточно назвать Августина, Канта и Ницше. Но даже для последнего ложь — это прежде всего нега­тивный предикат — религии, культуры, морали и т.д., а не субъект. Отблески, порой яркие блестки — но случайного, от­раженного от иных предметов, света — едва ли не все, чем мо­жно похвастать относительно нашего с ней знакомства. Что та­кое ложь? В чем ее сущность? Сколь глубока ее связь с приро­дой человека, общества, культуры? Каковы те условия, которые делают ее возможной, и причины, которые ее порождают? Именно такого рода вопросы я хотел обсудить в этой статье.

ЛОЖЬ ЕСТЬ ВОЗДЕЙСТВИЕ. Ложь — не просто коммуникативный акт, а специфическое ВОЗДЕЙСТВИЕ из числа осуществляемых ЧЕРЕЗ коммуникацию, и оно направлено — непосредственно — на адресата лжи. При этом цели лгущего могут быть разнообразны: формирование или сохранение отношения адресата к чему-либо, воздействие на его поведение, текущее состояние, устойчивые характеристики, наконец — на само существование адресата. Уже этой грубой классификации достаточно, чтобы показать, сколь велики возможности лжи как инструмента воздействия.

Непосредственным объектом воздействия лжи является дру­гой субъект. Однако на субъекта вообще непосредственно воз­действовать нельзя, ибо субъектность есть свободная актив­ность. Она формируется на основе ориентации относительно не­которой действительности, то есть ее оценки субъектом под углом зрения той или иной внутренней направленности (от ви­тальных потребностей до служения Абсолютному духу). Следова­тельно, воздействие на субъекта возможно через создание той или иной реальности в зоне его ориентации. Специфика лжи при этом состоит в стремлении заставить адресата ориентироваться относительно того, что не соответствует действительности. Однако если субъект лжи ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нечто создает, то ори­ентация относительно этого может быть неадекватной действи­тельности лишь тогда, когда созданное не самоценно, а репре­зентирует некую иную, уже самоценную для адресата, действи­тельность, то есть, когда созданное носит ЗНАКОВЫЙ характер.

Итак, ложь есть воздействие субъекта А на субъекта В, осуществляемое через вмешательство в систему ориентации пос­леднего посредством полагания субъектом А в зоне ориентации В знаковой реальности, которая по мнению А неадекватно реп­резентирует некоторую значимую для В действительность.

ЛОЖЬ ЕСТЬ ОРГАНИЧЕСКАЯ ФОРМА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ АКТИВНОСТИ. Обозначенные структурные моменты лжи определяют основные направления ее анализа «изнутри», как субъективного процес­са, как деятельности. Воздействие на адресата задает общую ориентацию этой деятельности, находясь, однако, как бы за кадром. Первоначальное содержание деятельности лжи составля­ет созидание картины действительности, не адекватной самой действительности. В сообщении правдивой информации этого нет: субъект сообщения выступает в функции ретранслятора, он связан правдой. Во лжи человек свободен. Существование лжи свидетельствует о существовании свободы человека относитель­но наличной действительности. Акт лжи есть акт осуществления свободы. Правда, солгав, человек часто себя связывает. Но — САМ. Чтобы связать себя, надо быть свободным. Одиночная ка­мера — не келья, и чтобы стать отшельником, надо сначала выйти из тюрьмы. Солгавший связан, как художник связан пер­вым же нанесенным мазком. Ложь есть полагание первичной, не существовавшей прежде, реальности, то есть творчество, осу­ществление родовой человеческой сущности, и, значит, когда человек лжет, он утверждает себя в качестве человека. Повсе­местная, казалось бы, «простая, как мычание,» ложь на повер­ку оказывается весьма сложным процессом, сама ткань которого несет в себе конституирующие составляющие сущностной специ­фики человека. Ложь — не чужеродное вкрапление в системе че­ловеческой активности, а ее органическая форма, и, следова­тельно, может быть объяснена только в этом контексте.

Как известно, даже на уровне непосредственного восприятия субъект рисует предстающую его взору картину САМ, хотя и как бы по контурам,  прописанным внешним миром.  Однако уже доступная животным экстраполяция движения внешнего  предмета есть  создание ДРУГОЙ реальности.  Но возможности животных в сравнении со способностью человека к творческому построению субъективных содержаний — даже не эмбрион, а зигота. Внут­ренние реальности, создаваемые его воображением, конкурен­тоспособны для человека с внешними.

В онтогенезе становление продуктивного воображения — праздник высвобождения из оков внешней детерминации. Спроси­те трехлетнего ребенка, как говорит собака. Он может послуш­но и спокойно «гавкнуть». Но если, как это нередко бывает, «хрюкнет» или «кукарекнет,» — он расхохочется от удовольст­вия, что может сказать «инако», вырваться из рамок послуша­ния фактической реальности, породить рядом с ней другое бы­тие. Это — радость свободы, прорыва к ТВОРЧЕСТВУ от ВТОР­ЧЕСТВА. Но если детское «кукареку» самоценно, то ложь прев­ращает творчество в средство. Правда, высокое творчество не выпачкать. Ни ложь, ни что иное, не в силах превратить его в инструмент. Оно концентрирует на себя ВСЮ духовную мощь лич­ности, не оставляя ничего тому внутреннему «я», которое мог­ло бы им пользоваться как средством. Вспомним Есенина: «От­дам всю душу октябрю и маю, но только лиры милой не отдам». Высокое творчество целомудренно — как таковое, независимо от своего содержания. Музы не продаются и не отдаются. Они — в Духе и способны лишь к непорочному зачатию. Те же, кто попы­тался писать по указке собственного сердца, предварительно отданного партии, поплатились бесплодием. И тем не менее, с точки зрения общей психологической структуры акт лжи оказы­вается сложнее, чем обычный, пусть не высшей пробы, творческий акт, ибо включает в себя последний в качестве необходи­мого компонента.

Простейшие акты лжи встречаются и у животных. Однако ее возможности кардинально расширяет присущая только человеку развитая способность целенаправленного продуцирования, материальных реальностей. Среди них есть две группы, ориентация относительно которых существенно различна: специализи­рованные знаки и предметы, для которых знаковая функция мо­жет быть сопутствующей. Уже последние позволяют людям эффек­тивно лгать, в частности — животным (волчьи ямы, силки и т.п.), но и друг другу. Однако возможности такого рода лжи — вмешательства в ориентацию, осуществляемую на основе чувс­твенного познания — ограничены, во-первых, трудностью имита­ции, во-вторых, предметом лжи, который могут составлять лишь ситуативные объекты.

Несопоставимые преимущества имеет ложь на языке специа­лизированных знаков. Она вмешивается в ориентацию субъекта не в том звене, которое связывает его с непосредственно воспринимаемой (в данном случае — знаковой) реальностью, а в звене, связывающем знак с тем, что за ним стоит. Конвенциональность последней связи снимает со лжи ограничения по со­держанию. А поскольку телесность собственно знаков минималь­на, в силу чего оперирование ими не встречает и материальных преград, то ясно, что перед ложью здесь раскрываются поисти­не беспредельные возможности.

Предпринятое контурное описание акта лжи позволяет зафиксировать следующее важное обстоятельство: для того, чтобы акт лжи состоялся,  субъективная реальность  лгущего  должна допускать  внутреннее  раздвоение,  причем  одновременно  по крайней мере по трем линиям: цель — средство; истинная картина действительности — ложная; значение — знак. Все эти раздвоения обозначены здесь в терминологии интенциональной проекции не-Я. Однако каждому из них соответствует и раздво­ение в самом Я. Ложь, следовательно, требует раздвоенности человеческого Я. Рассмотрим некоторые, наиболее тесно свя­занные с ложью, истоки такого раздвоения.


    ДЛЯ ОТРИМАННЯ ПОВНОГО ТЕКСТУ КНИГИ - ОФОРМІТЬ ЗАЯВКУ